Форум » Курилка » Книга книг » Ответить
Книга книг
missi: Да, есть Песнь песней Соломонова, а мне интерeсно узнать, какую из всех прочитанных книг вы бы назвали самой лучшей? Для меня это книга Рокуэлла Кента "В ДИКОМ КРАЮ" (Дневник мирных приключений на Аляске). Это книга из биб-ки моих родителей; она совсем небольшая и представляет собой дневник художника Р. Кента о его поездке на Аляску вдвоём со своим 8-летним сыном. Книга иллюстрирована им же. Эта книга для меня звучит как музыка. Это - книга жизни для маленького мальчика на уединённом далёком Лисьем острове, вместе со своим мудрым и гениальным отцом. [more]Наверное, удобно будет в этой теме приводить отрывки или цитаты из самых любимых книг.[/more]
Ответов - 36, стр:
1 2 All
Печальный Клоун: missi пишет: какую из всех прочитанных книг вы бы назвали самой лучшей? риторическая тема .... в каждом возрасте было свое ... щас вот докатилась до детской литературы
Убийца Бабочек: одну самую любимую книгу очень сложно выбрать. сейчас,наверно,это "Тошнота" Жан Поля Сартра. я даже цитатки любимые выделяю в книге.
Убийца Бабочек: Печальный Клоун пишет: щас вот докатилась до детской литературы калапок?
Печальный Клоун: Убийца Бабочек пишет: калапок кстати гениальная вещь ... хорошо уму-разуму учит : чтобы не сожрали раньше времени
D'Ark: Печальный Клоун пишет: риторическая тема .... в каждом возрасте было свое ... да, полностью согласна. именно сейчас, в данную минуту - Лолита - Набокова.
NomenEstOmen: ох..сколько их было и спасибо за такую тему..
missi: NomenEstOmen пишет: ох..сколько их было Вот и мне очень трудно было выбрать - до того много умнейших поучающих книг, а чего один Рабле стоит? - Ке гран тюа! И Сартр читан (Слова), и Хем, и Кафка, и весь Голсуорси... Пожалуй из наилюбимейших - Гессе.... но всё же остановилась на теме взросления маленького мальчика в диких и жесточайших условиях: на Аляске. На второе место/или второе первое поставила бы Гессе (Степной волк и Игра в бисер).
Печальный Клоун: D'Ark пишет: именно сейчас, в данную минуту - Лолита - Набокова. ооо... Лолита меня потрясла неймоверно... ибо читала ее еще находясь в возрасте главной героини ... ( когда потрястись было как 2 пальца ) еще задолго до просмотра фильма и всеобщего пиара книги попытки почитать еще чего-нить из набокова не увенчались успехом ...
NomenEstOmen: а у меня больше Лолиты потрясла Камера обскура а я сейчас вспомнила..была у моего папы такая себе серия книг "Библиотека пионера" и там была повесть М.Слуцкиса "Добрый дом" о послевоенном детском доме под Вильнюсом, история о том, как одна девочка из детдома, Люда Ясайтите, искала свою маму, отчаянно верила..и нашла..и то, как разбились эти иллюзии..о дружбе, любви и смерти..об искусстве и творчестве.. в общем, очень глобальная повесть.. Это то, что поразило в свое время. еще когда-то до немоты поразила книга Этель Лилиан Войнич "Оливия Лэтам"..Овод со всеми ево продолжениями и фильмами и рядом не стоял.. В этой книге был рассказ о Стране Завтрашнего Дня..всего две строки..но какие.. Еще "Сын рыбака" Вилиса Лациса.. (блин, откуда я брала такие книги? )
Печальный Клоун: одно время любила Чапека перечитывать новеллы
july: Печальный Клоун пишет: ооо... Лолита меня потрясла неймоверно... ибо читала ее еще находясь в возрасте главной героини ... ( когда потрястись было как 2 пальца В этом возрасте она у мну почему-то не пошла, а потом и не бралась. Надо прочесть, меня до сих пор иногда с ней сравнивают, хоть узнать - почему... Были какие-то книги, стабильно приносившие мне вдохновение либо утешение, по потребности. Точно не помню, их было немало. Я не могу читать очень давно. Меня этим упрекали, я сама себя этим упрекала... Не могу - и все тут. Последнее время вроде немножко читаю, но не знаю, осилю ли что-то новое и большое. Взяла перечитать Белые одежды. Для меня какая-то основополагающая книга, о честности, долге и пресловутой интеллигентности. Не знаю, как сейчас это восприму. Помню две книги, которые читала, когда было особенно плохо физически (и они отвлекали). Кольцо царя Соломона и Человек находит друга Конрада Лоренца и Понедельник начинается в субботу Стругацких.
Aetera: для меня лучшее все, что написано Максом Фраем. множество всякого уже прочла и поняла, что заумности, драматические судьбы хорошо, но легкость стиля, ненапряжность сюжета и искрометный юмор для меня больше подходят. а еще Ритуал Дяченков. Офигенная сказка. Для любого возраста
Dusk: july пишет: Точно не помню, их было немало. Я не могу читать очень давно До 17 лет лет с девяти я читала запоем, получалось одна книга за три дня. Я читала везде, обедая, в школе под партой, летом, сидя на дереве и бывало даже идя по улице. Потом был перерыв, в институте читала редко. Может книг пять в год. Потом, позже, был период очередного книжного запоя. И интернетом я стала интересоваться как раз потому, что книгу дешевле скачать, чем каждые три дня или раз в неделю покупать новую. Это была страсть, отнимающая время, но книги для меня всегда были гораздо круче фильмов. Одновременно я глотала литературу по психологии. Потом пришлось прочесть много детских сказок, многие не читала ранее. Для меня книги всегда делились на две категории: читаемые со страстью и спокойно, иногда даже с мыслью "я все равно дочитаю, принципиально" Сейчас я не читаю. Раз в год, может. А книги книг нет....Как можно из всего, что есть выделить что-либо?
Forastera: missi пишет: какую из всех прочитанных книг вы бы назвали самой лучшей? "Степной волк" Германа Гессе.
Dusk: missi пишет: Наверное, удобно будет в этой теме приводить отрывки или цитаты из самых любимых книг. Но у меня нет дома. Земля? Я думаю о ее больших, набитых людьми, шумных городах, в которых потеряюсь, исчезну почти так же, как если бы совершил то, что хотел сделать на вторую или третью ночь, - броситься в океан, тяжело волнующийся внизу. Я утону в людях. Буду молчаливым и внимательным, и за это меня будут ценить товарищи. У меня будет много знакомых, даже приятелей, и женщины, а может, и одна женщина. Некоторое время я должен буду делать усилие, чтобы улыбаться, раскланиваться, вставать, выполнять тысячи мелочей, из которых складывается земная жизнь. Потом все войдет в норму. Появятся новые интересы, новые занятия, но я не отдамся им весь. Ничему и никому никогда больше. И, быть может, по ночам буду смотреть туда, где на небе тьма пылевой тучи, как черная занавеска, задерживает блеск двух солнц, и вспоминать все, даже то, что я сейчас думаю. И еще я вспомню со снисходительной улыбкой, в которой будет немножко сожаления, но одновременно и превосходства, мое безумие и надежды. Я вовсе не считаю себя, того, из будущего, хуже, чем тот Кельвин, который был готов на все для дела, названном Контактом. И никто не будет иметь права осудить меня.()
Forion: missi пишет: какую из всех прочитанных книг вы бы назвали самой лучшей Какую-то одну назвать сложно. Возможно, Библия, как призма, через которую, раньше или позже, преломилось всё остальное… Однако очень много было этого «остального», много было книг, хороших и разных, многие из них в разное время что-то открывали и оказывали влияние. missi пишет: приводить отрывки или цитаты из самых любимых книг Хм… Я свет пришел в мир, чтобы всякий верующий в Меня не оставался во тьме. И если кто услышит Мои слова и не поверит, Я не сужу его, ибо Я пришел не судить мир, но спасти мир. Отвергающий Меня и не принимающий слов Моих имеет судью себе: слово, которое Я говорил, оно будет судить его в последний день. Ибо Я говорил не от Себя; но пославший Меня Отец, Он дал Мне заповедь, что сказать и что говорить. И Я знаю, что заповедь Его есть жизнь вечная. - Так, значит, в каком-то смысле старинные пророчества сбылись? - заметил Бильбо. - Конечно! - ответил Гэндальф. - Почему бы им не сбыться? Ты, надеюсь, не утратил веры в пророчества оттого, что сам помогал их осуществлять? Знаете, по-моему, быть смешным даже иногда хорошо, да и лучше: скорее простить можно друг другу, скорее и смириться; не всё же понимать сразу, не прямо же начинать с совершенства! Чтобы достичь совершенства, надо прежде многого не понимать! А слишком скоро поймем, так, пожалуй, и не хорошо поймем. «Я одно целое с ветром и непогодой, я частица снежной бури, — подумал растроганный Муми-тролль. — Это почти как летом. Борешься с волнами, а потом поворачиваешься, позволяешь швырнуть себя прямо в прибой и отправляешься в плавание, словно бутылочная пробка; в пене морской играют сотни маленьких радуг, а ты, чуть испуганный, смеясь, причаливаешь к пустынному берегу». Муми-тролль распростер лапы и полетел. «Пугай себе, зима, сколько влезет, — в восторге думал он. — Теперь я тебя раскусил. Ты не хуже всего остального, только тебя надо узнать. Теперь тебе меня больше не обмануть!" Час, Сымоне, час! Агляніся кругом сябе і ўспомні ўсё. Дагэтуль ніколі ты сцежкі свае не бачыў, бо вечна нязмытыя слёзы на вачах тваіх віселі, хоць чырвоная кроў з цябе капала на сляды твае. Наганяў ты сабе мазалі непазбытыя, як араў і сеяў, а груганы пражорлівыя зярняты твае спелыя клявалі. Як нарадзіўся ты — штось думаў, штось рабіў, тварыў, а што? Нядолю сваю толькі з году ў год гадаваў і пашыраў панаванне яе. Песень і казак чароўных шмат табе матка над калыскай тваёй напяяла; яны доўга ў душы тваёй жылі і радавалі цябе, а што з іх сягоння засталося? Асмяялі, аплявалі іх табе нязваныя госці, мучыцелі твае — гора ды крыўда! Агляніся, Сымоне! Успомні, разваж усё! Успомні матку, сястру сваю ўспомні, га! і тую вяроўку, на якой бацька твой павесіўся! Единственно справедливые войны — религиозные. И единственно человечные — тоже. Ибо в этих войнах бьются — или думают, что бьются за человеческое счастье, за человеческое достоинство. Крестоносец, по крайней мере, думал, что ислам губит душу всякого человека, будь то король или жестянщик, которого подчиняет своей власти. А я думаю, что Бак и Баркер и подобные им богатеи-кровососы губят душу всякого человека, оскверняют каждую пядь земли и каждый камень дома — словом, все и вся, им подвластное. И вы думаете, что у меня нет права драться за Ноттинг-Хилл, — это вы-то, глава английского государства, которое только и делало, что воевало из-за пустяков! Если поверить вашим богатым друзьям, будто ни Бога, ни богов нет, будто над нами пустые небеса, так за что же тогда драться, как не за то место на земле, где человек сперва побывал в Эдеме детства, а потом — совсем недолго — в райских кущах первой любви? И когда он увидел тебя, он увидел и Их. Я знаю, как все было. Ты отпрянул ослепленный, ибо тебя они поразили сильнее, чем его поразили бомбы. Какое унижение, что эта тварь из праха и грязи могла стоять, беседуя с духами, перед которыми ты, дух, мог только ползать! Вероятно, ты надеялся, что ужас и вид иного, чужого мира разрушит его радость. Но в том-то все и горе, что Они и чужды глазам смертных, и не чужды. Вплоть до этого мира он не имел ни малейшего представления о том, как Они выглядят, и даже сомневался в Их существовании. Но когда он увидел Их, он понял, что он Их всегда знал. Он понял, какую роль каждый из Них играл в его жизни, когда он думал, что с ним нет никого. И вот он мог сказать Им, одному за другим, не "Кто ты?", а "Значит, это все время был ты!". Все, что он увидел и услышал при встрече, пробудило в нем воспоминания. Он смутно ощущал, что всегда был окружен друзьями, с самого детства посещавшими его в часы одиночества, и теперь наконец это объяснилось. Он обрел музыку, которая таилась в глубине каждого чистого и светлого чувства, но все время ускользала от сознания. И, узнавая Их, он стал Им родным прежде, чем тело его успело охладеть. Только ты остался ни при чем по своей глупости. — В Отделе тайн есть комната, которую всегда держат запертой, — сказал Дамблдор. — В ней хранится сила, одновременно более чудесная и более ужасная, чем смерть, чем человеческий разум, чем силы природы. Пожалуй, из всех собранных там загадок она — самая таинственная. Именно этой силой ты обладаешь в достатке, а Вольдеморт, наоборот, вовсе ее лишен. Сегодня ночью эта сила побудила тебя отправиться на помощь Сириусу. Она же уберегла тебя от подчинения Вольдеморту, поскольку он не мог вынести пребывания в теле, где обитает столько силы, глубоко ему ненавистной. В конце концов оказалось неважным даже то, что ты не сумел закрыть свой разум. Твое сердце спасло тебя.
Dusk: Forion пишет: «Я одно целое с ветром и непогодой, я частица снежной бури, — подумал растроганный Муми-тролль. — Это почти как летом. Борешься с волнами, а потом поворачиваешься, позволяешь швырнуть себя прямо в прибой и отправляешься в плавание, словно бутылочная пробка; в пене морской играют сотни маленьких радуг, а ты, чуть испуганный, смеясь, причаливаешь к пустынному берегу». Муми-тролль распростер лапы и полетел. «Пугай себе, зима, сколько влезет, — в восторге думал он. — Теперь я тебя раскусил. Ты не хуже всего остального, только тебя надо узнать. Теперь тебе меня больше не обмануть!" Это мой любимый абзац из Мумиков. Одно дело читать, другое - воспринимать так. Мне Туве Янсон показалась самым величайшим мудрецом всех времен и народов, потому что я познакомилась с ней во взрослом возрасте.
Lady-charmed: Сложно ответить; тема крайне интересная; Цитаты уже несколько лет я выписываю в блокнот; перепечатать лучшее не представляю возможным - там столько разного, интересного, умного и не очень, трогательного и просто близкого мне по духу..) А книга... ох. Нет однозначно лучшей книги для меня. Форион верно заметил о Библии, но она для мня больше, чем книга. То есть не хочу принижать её сравнением с любой другой, будет неправильно, на мой взгляд. Я раз пять или шесть перечитывала "Дитте, дитя человеческое", причём первый раз прочла в 10 лет. Раза четыре перечитывала "Проклятых королей" - сказка, красивая, поучительно-научительная (почитатели Мориса Дрюона отлично знают суть салического закона ). Раза три серию Терри Гудкайнда "Правила волшебника" - совершенно монументальное фентези о жизни, любви к жизни, воле, силе, истине. Вынесла оттуда очень многое для себя; и тоже первый раз прочла в 12 лет. То есть самые запомнившиеся книги меня сопровождают с детства. Чехов, особенно его последние произведения - вечный источник цитат, размышлений, трепетности к Антоше.) И последняя, которая очень запала в душу своей изломанностью, это недавно экранизированный "Норвежский лес" Мураками. И нет, ещё последняя - это "Нарцисс и Гольдмунд" признанного уже в теме Германа Гессе. Нет, выбирать слишком трудно
VROOOM VROOOM: последнее что понравилось -- "Человек без родины" Курта Воннегута
Dusk: VROOOM VROOOM пишет: последнее что понравилось -- "Человек без родины" Курта Воннегута Так давно читала "Колыбель для кошки", что не помню про что.
VROOOM VROOOM: Dusk, я тоже не помню, это единственная книга автора которую читал, к сожалению, хотя помню что его хвалили за фантастику, а в этой книге он написал, что не писал фантастику... Человек без страны... я название оказывается перепутал "Так называемым писателем-фантастом я стал после того, как кто-то объявил, что я писатель-фантаст. Я вовсе не хотел быть классифицирован подобным образом, и меня не покидала мысль о том, в чем же состоит мое прегрешение, из-за коего мне отказано даже в самой возможности заслужить репутацию серьезного писателя. Как я решил, причиной стало то, что я писал о технике, а большинство утонченных американских писателей о технике ничего не знали. Меня классифицировали как писателя-фантаста просто потому, что я писал о городе Скенектади, что в штате Нью-Йорк. Моя первая книга «Механическое пианино» была про Скенектади. В Скенектади располагаются огромные фабрики, и ничего кроме них. Я и мои товарищи были инженерами, физиками, химиками и математиками. И когда я писал о компании «Дженерал Электрик» и Скенектади, для критиков, которые никогда там не бывали, это казалось фантазиями о будущем. Я считаю, что романы, которые оставляют без внимания технику, искажают жизнь в столь же значительной степени, в какой она искажалась викторианцами, умалчивающими о сексе."
missi: Forion пишет: Скрытый текст Я свет пришел в мир,... и далее отрывки из: Евангелие от Иоанна, «Хоббит» Толкина, «Идиот» Достоевского, «Волшебная зима» Янссон, «Раскіданае гняздо» Купалы, «Наполеон Ноттингхилльский» Честертона, «Письма Баламута» Льюиса, Forion пишет: Какую-то одну назвать сложно Убийца Бабочек пишет: одну самую любимую книгу очень сложно выбрать Понимаю, наверное, должно пройти время
VROOOM VROOOM: missi пишет: выбираем 1 стиль, 1 профессию, 1 город и 1 книгу, желательно объемную в твердой обложке
Dusk: VROOOM VROOOM пишет: и 1 книгу, желательно объемную в твердой обложке Справочник электрика.
VROOOM VROOOM: Dusk пишет: Справочник электрика. звучит заманчиво
Убийца Бабочек:
VROOOM VROOOM: Убийца Бабочек, картинка не открывается
Убийца Бабочек: вообще ни разу не смешно.
Dusk: Убийца Бабочек пишет: Оффтоп: вообще ни разу не смешно. Убийца Бабочек, как ты представляешь себе "одна книга"? Как ты представляешь себе "один стиль"? В чем один стиль? В одежде, в музыке, как исполнителей или людей, которые слушатели, в архитектуре, в чем один стиль? Если госпожа missi хотела насмешить, она это сделала. А в качестве одной книги подошел бы справочник. А что там тебе смешно, что не смешно, это такое дело... Убийца Бабочек пишет: В человеке столько дерьма, что все уже заждались, когда он треснет по швам, и вывалится вся слизь. Я тоже посчитала эту фразу твою из другой темы совершенно не смешной, но сидела и молчала пока все веселились в перемалывании у кого и что вывалиться.
Dusk: Книга, которую в свое время читала, когда другие книги в детстве отбирали, чтобы я училась...Всего за жизнь наверное раз двадцать читала... Делать эти самые перья было сущее мученье, да и пилу тоже; а Джим боялся, что всего трудней будет с надписью, с той самой, которую узник должен выцарапывать на стене. И всетаки надо было, - Том сказал, что без этого нельзя; не было еще ни одного случая, чтобы государственный преступник не оставил на стене надписи и своего герба. - Возьми хоть леди Джейн Грэй, - сказал он, - или Гилфорда Дадли, или хоть старика Нортумберленда! А что же делать, Гек, если возни с этим много? Как же иначе быть? Ведь без этого не обойдешься! Все равно Джиму придется делать и надпись и герб. Все делают. Джим говорит: - Что вы, мистер Том! У меня никакого герба нету, ничего у меня нет, кроме вот этой старой рубахи, а на ней мне надо вести дневник, сами знаете. - Ты ничего не понимаешь, Джим; герб - это совсем другое. - А все-таки, - говорю я, - Джим верно сказал, что герба у него нету, потому что откуда же у него герб? - Мне это тоже известно, - говорит Том, - только герб у его непременно будет, еще до побега, - если бежать, так уж бежать по всем правилам, честь по чести. И пока мы с Джимом точили перья на кирпиче - Джим медное, а я из оловянной ложки, - Том придумывал ему герб. Наконец он сказал, что ему вспомнилось очень много хороших гербов, так что он даже не знает, который взять; а впрочем, есть один подходящий, на нем он и остановится. - На рыцарском щите у нас будет золотой пояс; внизу справа - косой червленый крест и повязка, и на нем лежащая собака-это значит опасность, а под лапой у нее цепь, украденная зубцами, - это рабство; зеленый шеврон с зарубками в верхней части, три вогнутые линии в лазурном поле, а в середина щита - герб и кругом зазубрины; сверху - беглый негр, чернью, с узелком через плечо, на черной полосе с левой стороны, а внизу две червленые подставки поддерживают щит - это асы с тобой; девиз "Maggiore fretta, minore att". Это я из книжки взял - значит: "Тише едешь - дальше будешь". - Здорово! - говорю. - А все остальное-то что значит? - Нам с этим возиться некогда, - говорит Том, - нам надо кончать поскорее, да и удирать отсюда. - Ну хоть что-нибудь скажи! Что значит "повязка"? - Повязка-это... в общем, незачем тебе знать, что это такое. Я ему покажу, как это делается, когда надо будет. - Как тебе не стыдно, - говорю, - мог бы все-таки сказать человеку! А что такое "черная полоса с левой стороны"? - Я почем знаю! Только Джиму без нее никак нельзя. У всех вельмож она есть. Вот он и всегда так. Если не захочет почему-нибудь объяснять, так ни за что не станет. Хоть неделю к нему приставай, все равно толку не будет. Уладив дело с гербом, он принялся за остальную работу - стал придумывать надпись пожалобнее; сказал, что Джиму без нее никак нельзя, у всех она бывает. Он придумал много разных надписей, написал на бумажке и прочел нам все по порядку: "1. Здесь разорвалось сердце узника. 2. Здесь бедный пленник, покинутый всем светом и друзьями, влачил свое печальное существование. 3. Здесь разбилось одинокое сердце и усталый дух отошел на покой после тридцати семи лет одиночного заключения. 4. Здесь, без семьи и друзей, после тридцати семи лет горестного заточения погиб благородный незнакомец, побочный сын Людовика Четырнадцатого". Голос Тома дрожал, когда он читал нам эти надписи, он чуть не плакал. После этого он никак не мог решить, которую надпись выбрать для Джима, - уж очень все они были хороши; и в конце концов решил, чтобы Джим выцарапал на стенке все эти надписи. Джим сказал, что тогда ему целый год придется возиться - выцарапывать столько всякой чепухи гвоздем на бревне, да он еще и буквы-то писать не умеет; но Том ответил, что он сам ему наметит буквы начерно, и тогда ему ничего не надо будет делать - только обвести их, и все. Потом он помолчал немного и сказал: - Нет, как подумаешь, все-таки бревна не годятся: в тюрьмах не бывает бревенчатых стен. Нам надо выдалбливать надпись на камне. Ну что ж, достанем камень. Джим сказал, что камень будет еще хуже бревна и уйдет такая пропасть времени, пока все это выдолбишь, что этак он и не освободится никогда. Том сказал, что я ему буду помогать, и подошел посмотреть, как у нас подвигается дело с перьями. Ужасно скучная и противная была работа, такая с ней возня! И руки у меня никак не заживали после волдырей, и дело у нас что-то плохо двигалось, так что Том сказал: - Я знаю, как это уладить. Нам все равно нужен камень для герба и для скорбных надписей, вот мы и убьем двух зайцев одним камнем. У лесопилки валяется здоровый жернов, мы его стащим, выдолбим на нем все, что надо, а заодно будем оттачивать на нем перья и пилу тоже. Мысль была неплохая, да и жернов тоже был ничего себе, и мы решили, что как-нибудь справимся. Еще не было полуночи, и мы отправились на лесопилку, а Джима усадили работать. Мы стащили этот жернов и покатили его домой; ну и работа же с ним была - просто адская! Как мы ни старались, а он все валился набок, и нас чуть-чуть не придавило. Том сказал, что кого-нибудь одного непременно придавит жерновом, пока мы его докатим до дому. Доволокли мы его до полдороги, а сами окончательно выдохлись - обливаемся потом. Видим, что ничего у нас не выходит, взяли да и пошли за Джимом. Он приподнял свою кровать, снял с ножки цепь, обмотал ее вокруг шеи, потом мы пролезли в подкоп и дальше в пристройку, а там мы с Джимом навалились на жернов и покатили его, как перышко, а Том распоряжался. Распоряжаться-то он был мастер, куда до него всем другим мальчишкам! Да он и вообще знал, как что делается. Дыру мы прокопали большую, но все-таки жернов в нее не пролезал; Джим тогда взял мотыгу и в два счета ее расширил. Том нацарапал на жернове гвоздем эти самые надписи и засадил Джима за работу - с гвоздем вместо зубила и с железным болтом вместо молотка, а нашли мы его среди хлама в пристройке - и велел ему долбить жернов, пока свеча не догорит, а после этого ложиться спать, только сперва велел ему спрятать жернов под матрас и спать на нем. Потом мы ему помогли надеть цепь обратно на ножку кровати и сами тоже решили отправиться ко сну. Вдруг Том что-то вспомнил и говорит. - Джим, а пауки здесь у тебя есть? - Нет, сэр! Слава богу, нет, мистер Том. - Ну ладно, мы тебе достанем. - Да господь с вами, на что они мне? Я их боюсь до смерти. Уж, по мне, лучше гремучие змеи. Том задумался на минутку, а потом и говорит: - Хорошая мысль! И, кажется, так и раньше делали. Ну, само собой, делали. Да, просто замечательная мысль! А где ты же будешь держать? - Кого это, мистер Том? - Да гремучую змею. - Господи ты мой боже, мистер Том! Да если сюда заползет гремучая змея, я убегу или прошибу головой эту самую стенку! - Да что ты, Джим, ты к ней привыкнешь, а там и бояться перестанешь. Ты ее приручи. - "Приручи"! - Ну да, что ж тут трудного? Всякое животное любит, чтобы его приласкали, и даже не подумает кусать человека, который с ним ласково обращается. Во всех книжках про это говорится. Ты попробуй только, больше я тебя ни о чем не прощу, - попробуй дня два или три. Ты ее можешь так приручить, что она тебя скоро полюбит, будет спать с тобой и ни на минуту с тобой не расстанется: будет обертываться вокруг твоей шеи и засовывать голову тебе в рот. - О! не говорите, мистер Том, ради бога! Слышать не могу! Это она мне в рот голову засунет? Подумаешь, одолжила! Очень нужно! Нет, ей долго ждать придется, чтобы я ее попросил. Да и спать с ней я тоже не желаю. - Джим, не дури! Узнику полагается иметь ручных животных, а если гремучей змеи ни у кого еще не было, тем больше тебе чести, что ты первый ее приручишь, - лучше и не придумаешь способа прославиться. - Нет, мистер Том, не хочу я такой славы. Укусит меня змея в подбородок, на что тогда и слава! Нет, сэр, ничего этого я не желаю. - Да ну тебя, неужели хоть попробовать не можешь? Ты только попробуй, а не выйдет, возьмешь и бросишь. - А пока я буду пробовать, змея меня укусит, тогда уж поздно будет. Мистер Том, я на все согласен; если надо, что хотите сделаю; но только если вы с Геком притащите гремучую змею, чтобы я ее приручал, я отсюда убегу, верно вам говорю! - Ну ладно, пускай, раз ты такой упрямый. Мы тебе достанем ужей, а ты навяжи им пуговиц на хвосты, будто бы это гремучий, - сойдет и так, я думаю. - Ну, это еще туда-сюда, мистер Том, хотя, сказать вам по правде, не больно-то они мне нужны. Вот уж не думал, что такое это хлопотливое дело - быть узником. - А как же, и всегда так бывает, если все делается по правилам. Крысы тут у тебя есть? - Нет, сэр, ни одной не видал. - Ну, мы тебе раздобудем крыс. - Зачем мистер Том? Мне крыс не надо! Хуже крыс ничего на свете нет: никакого от них покою, так и бегают по всему телу и за ноги кусают, когда спать хочется, и мало ли еще что! Нет, сэр, уж лучше напустите мне ужей, коли нельзя без этого, а крыс мне никаких не надо - на что они мне, ну их совсем! - Нет, Джим, без крыс тебе нельзя, у всех они бывают. И, пожалуйста, не упирайся. Узнику без крыс никак невозможно, даже и примеров таких нет. Они их воспитывают, приручают, учат разным фокусам, и крысы к ним привыкают, лезут, как мухи. А тебе надо бы их приманивать музыкой. Ты умеешь играть на чем-нибудь? - У меня ничего такого нет, разве вот гребенка с бумажкой да еще губная гармошка; им, я думаю, неинтересно будет слушать. - Отчего же неинтересно! Им все равно, на чем ни играют, была бы только музыка. Для крыс сойдет и губная гармошка. Все животные любят музыку, а в тюрьме так просто жить без нее не могут. Особенно если что-нибудь грустное; а на губной гармошке только такое и получается. Им это всегда бывает любопытно: они высовываются посмотреть, что такое с тобой делается... Ну, теперь у тебя все в порядке, очень хорошо все устроилось. По вечерам, перед сном, ты сиди на кровати и играй, и по утрам тоже. Играй "Навек расстались мы" - это крысам скорей всего должно понравиться. Поиграешь минуты две - сам увидишь, как все крысы, змеи, пауки и другие твари соскучатся и вылезут. Так и начнут по тебе лазить все вместе, кувыркаться... Вот увидишь - им сделается очень весело! - Да, им-то еще бы не весело, мистер Том, а вот каково мне будет? Не вижу я в этом ничего хорошего. Ну, если надо, что ж, ничего не поделаешь. Уж буду крыс забавлять, только бы нам с вами не поссориться. Том постоял еще, подумал, не забыл ли он чего-нибудь, а потом и говорит: - Да, еще одно чуть не забыл. Можешь ты здесь вырастить цветок, как по-твоему? - Не знаю, может, я и вырастил бы, мистер Том, но только уж очень темно тут, да и цветок мне ни к чему - хлопот с ним не оберешься. - Нет, ты все-таки попробуй. Другие узники выращивали. - Какой-нибудь репей, этакий длинный, вроде розги, пожалуй, вырастет, мистер Том, только стоит ли с ним возиться, радость невелика. - Ты про это не думай. Мы тебе достанем совсем маленький, ты его посади вон в том углу и выращивай. Да зови его не репей, а "пиччола", - так полагается, если он растет в тюрьме. А поливать будешь своими слезами. - Да у меня из колодца много воды, мистер Том. - Вода из колодца тебе ни к чему, тебе надо поливать цветок своими слезами. Уж это всегда так делается. - Мистер Том, вот увидите, у меня от воды он так будет расти хорошо - другому и со слезами за мной не угнаться! - Не в том дело. Обязательно надо поливать слезами. - Он у меня завянет, мистер Том, ей-богу, завянет: ведь я не плачу почти что никогда. Даже Том не знал, что на это сказать. Он все-таки подумал и ответил, что придется Джиму как-нибудь постараться - хуком, что ли, потереть глаза. Он пообещал, что утром потихоньку сбегает к негритянским хижинам и бросит луковицу ему В кофейник. Джим на это сказал, что уж лучше он себе табаку в кофей насыплет, и вообще очень ворчал, ко всему придирался и ничего не желал делать: ни возиться с репейником, ни играть для крыс на гармошке, ни заманивать и приручать змей, пауков и прочих тварей; это кроме всякой другой работы: изготовления перьев, надписей, дневников и всего остального. Он говорил, что быть узником - каторжная работа, хуже всего, что ему до сих пор приходилось делать, да еще и отвечать за все надо. Том даже рассердился на него в конце концов и сказал, что такой замечательной возможности прославиться еще ни у одного узника никогда не было, а он ничего этого не ценит, все только пропадает даром - не в коня корм. Тут Джим раскаялся, сказал, что он больше никогда спорить не будет, и после этого мы с Томом ушли спать.(с)
полная версия страницы