Форум » Курилка » Пункт Добрых Дел (ПДД) » Ответить
Пункт Добрых Дел (ПДД)
жужа: Хотелось бы узнать, что хорошего/полезного сделали товарищи поклюнники за прошедший день? [more]сообщения не обязательно должны пестрить позывными именами и фамилиями переведённых через дорогу бабушек и медицинскими картами спасённых кошек (хотя это тоже приветствуется). [/more]
Ответов - 44, стр:
1 2 All
Supatus: LoveTheFleur пишет: ну немного странно...она же как раз о мужчинах Типа все мужики козлы, да? LoveTheFleur пишет: очень жаль всегда есть кто то))) К сожалению, у меня пока нет :( А к чему та скрытая фраза?
LoveTheFleur: Supatus пишет: Типа все мужики козлы, да? нет, там же всё сИрьезно)) я до флеровской эпохи обожала реветь (именно реветь) под ентот клип)) как щас помню...лето, подруга, клип и я....реву... Supatus пишет: К сожалению, у меня пока нет :( всё будеееееееет))) Supatus пишет: А к чему та скрытая фраза? ну это я типо последнее слово написала до скрытого текста кто то)) вот мне и вспомнилось)))
Supatus: LoveTheFleur пишет: нет, там же всё сИрьезно)) я до флеровской эпохи обожала реветь (именно реветь) под ентот клип)) как щас помню...лето, подруга, клип и я....реву... Я даже не видел этот клип. Да и слова уже не помню, кроме этого: "Кому? Зачем? А мы им посвящаем жизнь". Господи, это ужасно :)
LoveTheFleur: Supatus это не ужасно... это хуже это я щас еще молчу с каким упоением вообще дубцову слушала...
Supatus: LoveTheFleur пишет: это я щас еще молчу с каким упоением вообще дубцову слушала... Ой, я помню как я лет в 15 Максим слушал. Мне казалось, что смысл ее текстов такой глубокий. Несомненно наполненный болью и страданиями Да, только спустя некоторое понимаешь какой ты был глупый
LoveTheFleur: Supatus мужчина?максим? мама дорогая... да она популярна
LoveTheFleur: у меня дубцова это полбеды, вот Колдун это да любовь всей моей жизни
Supatus: LoveTheFleur пишет: Supatus мужчина?максим? мама дорогая... да она популярна В то время я типа эмоготом был
Supatus: LoveTheFleur пишет: у меня дубцова это полбеды, вот Колдун это да любовь всей моей жизни Ну да, у каждой подростковой девочки должен быть свой кумир. И даже неважно, что он гей
LoveTheFleur: Supatus это постепенное описание моих эмоций
LoveTheFleur: Supatus да знал бы ты с какой завидной упорностью я кричала что он нормальный, не замечая макияжа на его фЭйсЕ
july:
Печальный Клоун: http://www.elion.ee/docs/joulukaart/rus/
Izis: Детские болезни вызывают воспоминания о детстве. Не начинайте болеть. Я учился во втором классе, значит это примерно 1984 год, дело было осенью, после Дня Учителя. В класс пришла старшая пионервожатая - для нас, мелюзги, создание недосягаемое и священное, в сопровождении приятного плюшевого юноши в полосатой "паре" с комсомольским значком на лацкане. Перед ним почему-то робела даже наша первая учительница, то ли Анна, то ли Мария Петровна, женщина суровая, похожая на бутырский грузовик. Все притихли, даже наша "галерка" и "камчатка" на последних партах. За окнами застыли солнечные квадраты листопада. Вместо урока юноша с бэк-вокалом пионервожатой рассказал нам о сиротской горькой участи маленьких детей Венесуэлы. Дети Венесуэлы очень страдали, голодали, болели, не ходили в школу и много тяжело работали от зари до зари. Детей Венесуэлы, а так же их родителей жестоко угнетали американцы. Американцы закрыли все больницы, кружки и детские театры, но этого им показалось мало. Американцы отобрали у детей Венесуэлы все игрушки. А новые игрушки детям Венесуэлы родители Венесуэлы купить не могут, потому что американцы закрыли все фабрики игрушек и детские магазины, к тому же у родителей совсем нет денег. А те игрушки, которые американцы разбрасывают в трущобах - зеленые пластмассовые попугайчики, жвачки, куклы и мячики на самом деле отравлены. Или взрываются в руках у детей Венесуэлы. Окаянные зеленые попугайчики вызвали у нас неподдельный ужас - до поджатых пальцев, велика роль детали в повествовании. Спасти детей Венесуэлы могли только мы. При помощи посылок интернациональной дружбы. Наши игрушки, книжки и открытки спасут детей Венесуэлы. Пионервожатая показала нам ящики и мешки. Ящиков было много, мешки были большие. Один мальчик с третьей парты засомневался нужно ли нести книжки и писать открытки по русски, но юноша неверующего укорил. "Там есть кому перевести. Там работают наши люди" - его таинственный голос поверг нас в не меньший ступор, чем взрывчатые попугайчики. Посылки интернациональной помощи детям Венесуэлы обещали собирать целую неделю. На следующий день начался потлач. В пионерскую комнату рядом с актовым залом мы волокли самые любимые и самые дорогие игрушки. Ревниво оглядывались на враждебный класс "Б". На переменах проносились острые слухи "А Зеленский из "бэ" принес польскую железную дорогу и двадцать календариков "переливашек" с мультиками. Мы полдня ненавидели Зеленского. Но его посрамил наш Вова Масычев. Он гордо положил в мешок луноход, лото-бочоночки и новенький кукольный сервиз, отобранный у младшей сестры, и "макулатурную" книжку "Карлсон. Винни Пух и Маугли" - три сказки в одном томе. Класс "бэ" умылся, но не сдавался. Я хорошо знал крутой норов своей бабки, поэтому игрушки выносил тайно, это был целый ритуал. Я очень долго не спал, а когда взрослые укладывались, часа в три ночи, в майке и трусах, на цыпочках, выносил подарки детям Венесуэлы за дверь квартиры, крался на пятый этаж, хоронил на чердаке и утром, уходя в школу, забирал. Мелочь прятал в мешок для сменки. Ощущение лихорадочной сопричастности, тайны, высокого экстаза, вроде как у "граалящих" рыцарей до сих пор откликается физиологически - мурашками по телу. Сейчас уже смутно помню весь свой потлач, который складывал в общие ящики - коробка с электровикториной, красно-желтая пластмассовая пушка, стрелявшая теннисными мячиками, заводная белая собачка, которая крутилась на месте, разевала пасть и болтала овечьим хвостом, набор солдатиков "Ледовое побоище" и медведь. Медведь был пожилой, рыхлый, с маминой заплатой на груди, но отдавать надо было лучшее, а медведя я очень любил, потому что он был хороший человек. Отнес "Буратино", "сказки Киплинга" и большую сталинскую еще книгу "Сказов" Бажова. Я жалел, что не смог вынести железный конструктор с болтами и гайками, коробка была слишком громоздкой. Но зато побыл героем дня, когда удалось стащить заводную игрушку ленинградского завода - зеленую жестяную коробку с нарисованными дорожными знаками, деревьями и "настоящими" шоссе и тоннелями, игрушка заводилась плоским ключиком до щелчка и по желобам ездили, жужжа, лилипутские автомобильчики и автобусы. Если на пути машинки или автобуса я клал 2 копейки, скрытая сила городка в табакерке толкала монетку до тоннеля. К концу учебной недели коробки и ящики были переполнены добром. Наш класс "А" шел голова к голове с ненавистными "бэхами" и мы победили за час до того, как помощь перестали собирать. Наша девочка, отличница, Оля может быть или Таня, пусть будет Оля, принесла на общий костер сожжения сует - совсем новую большую гэдээровскую куклу. С "настоящими" волосами, кривыми ногами, заграничным пузатым лицом и магнитной соской во рту и "приданым" в виде ванночки, кроватки и ползунков. Оля успела. Она ворвалась, румяная, встрепанная, в пионерскую комнату, прижимая гэдээровскую куклу к груди и положила ее поверх пестрого барахла и так победоносно повела горячими очами, что "бэхи" взвыли. Им было нечем крыть. Час пробил. Много позже я прочитал историю одной римской первомученицы. Злые римляне арестовали и отправили на арену к львам и гиенам большую партию христиан. А эту христианку почему-то забыли. Может быть это была скучная и неинтересная христианка. Не знаю. Но подвижница времени не теряла, она сбегала до цирка, где звери уже ели ее соседей, поняла что к чему, метнулась домой, схватила малолетних детей - один еще не ходил, и побежала к цирку, волоча за собой ходячих малышей и потрясая младенцем. И кричала на бегу: Стойте! Меня! Меня забыли! Злые римляне не смогли ей отказать и съели ее львами вместе с потомством. Вот такое лицо было у Оли. Гэдээровская кукла, как ей и положено, ничего не понимала и сосала соску, вставленную в круглый резиновый рот. Ящики и мешки упаковали, погрузили в фургончик и куда-то увезли. Мы махали вслед фургончику и любили детей Венесуэлы. Нам всем было лет по восемь. У девочек коричневые платьица с черными будничными передниками, у мальчиков - синие куртки и штаны из кусачей ткани с нашлепками на рукаве - книга, окруженная лучами солнца. И октябрятские значки со златокудрым чудесным младенцем в круглом картуше. Потом зарядили холодные дожди, золотые листья стали слякотью, но мы все еще выбегали на каштановый школьный двор во время большой перемены. И мой неизменный, со второго по одиннадцатый класс корешок - Колька Иванов в соседнем дворе, за помойкой детсада нашел страшное открытое захоронение. Колька пришел бледно-зеленый, больной и позвал нас насморочным голосом.И мы пошли - нас было человек пятнадцать, полкласса. Мальчики и девочки. Колька привел нас на помойку и даже сказать больше ничего не смог, только тыкал пальцем. Вокруг стояли уже снесенные на Хорошевском шоссе двухэтажные драночные домишки, когда-то построенные пленными немцами. Баба выбивала ковер. Детсадовские дети крутились на скрипучей карусельке. И лица у них у всех были бледные мяклые как у той гэдээровской куклы. Между помойными контейнерами валялись мокрые гнилые мешки и ящики. Уже кем-то разворошенные, потоптанные и изнасилованные - там были наши игрушки, которые мы отправляли детям Венесуэлы, засыпанные картофельными очистками, чешуей воблы, кусками мокрых газет. Хороших игрушек уже конечно не было, но когда мы покопались в могильнике, то я нашел рваную обложку от "Сказов" Бажова, сломанные календарики "переливашки", набрякшие дождевой водой мягкие игрушки - среди них был и мой медведь, плохой, плесневый и мертвый. Наши открытки, которые мы писали, крупно, по линейке, с котом Леопольдом и чебурашками "дорогие дети Венесуэлы пишет вам ваш незнакомый друг из СССР" Мы стояли и смотрели на игрушки, а они на нас пуговичными глазами. Сильно могильно несло плесенью и осенью. Слово "предательство" тогда еще не водилось в нашем восьмилетнем лексиконе, но в груди пухло и болело чужое щекотное чувство. Хотелось орать, пинать взрослых, бить палкой. Мы пока что переглядывались. Но кое кто из мальчиков уже начал пинать мусорные баки и я тоже пинал. Остервенело, до боли в подошве. Бил гулко, хорошо. Баки дрожали и ухали. И тогда наша отличница, Таня, а может быть Оля спасла положение. Она вскинула руку и сказала: - Это - американцы! Они нарочно подделали наши игрушки, чтобы они были похожи. Чтобы мы подумали, что наши игрушки выбросили, не отправили в Венесуэлу и мы не поверили пионервожатой. А это не наши игрушки. Наши игрушки у детей Венесуэлы. Мне папа сказал, он работает в аэропорту, и все игрушки отвезли на самолете. И тут нас накрыло. Я поверил ей сразу. Это потом я уже дома подумал, как может быть такое, чтобы американцы подделали даже моего медведя, даже цветную заплатку, которую пришила моя мама, а заплатка была особенная из среднеазиатской ткани, которую мама привезла из археологической экспедиции, заметная. Что американцы все это сюда принесли, на помойку, в ноябрьский мусорный двор на Хорошевском шоссе и разложили и рассыпали очистки и воблу. Вот они это все сделали. И мы стоим и смотрим. И наверное внутри этих сломанных игрушек и рваных книжек яд и взрывчатка. Да. Они это сделали. Назло. Чтобы мы не поверили. Оля не унималась. Она сказала, что теперь мы должны всем показать, что мы не поверили в это. Что мы должны делать теперь только добрые хорошие дела. И вести себя очень хорошо, чтобы все видели, какие мы. Мы вернулись в школу, мы не шумели в этот день и не дрались на школьном крыльце мешками со сменкой. Но не было вокруг старушек, которых надо было переводить через улицу, не было бездомных собак, которых надо было кормить. Мы сами без дежурств помыли доску. А потом вдесятером пошли пить чай к Зеленскому, который жил через двор от школы и его бабушка и мама всегда нас поили чаем и сыпали в карман горсть круглой карамели "лимончики" в желто-зеленой обертке. Мы сидели на кухне у Зеленского, в комнате, которую его бабушка называла "залой" хныкала младшая сестра, существо незначительное. Оля зорко смотрела за тем, чтобы мы вели себя хорошо. И мы нашли одно доброе дело. Один наш мальчик, Саша Мошиашвили, налил чай в блюдечко и стал дуть на горячее и пить с прихлюпом. Оля не дремала. - Смотрите! Он пьет чай из блюдечка, а так нельзя, потому что так пили купчихи! А купчихи угнетали народ. И мы побили Сашу Мошиашвили. Уже потом, во дворе. Потому что после того как американцы подделали наши игрушки пить чай, как угнетатель нельзя. Это нехороший поступок Саша плакал и говорил, что все скажет брату. Мы не хотели его бить. Но надо было показать американцам, что мы ни во что не поверили. И поэтому мы гасили Сашу портфелями и делали ему смазь, сайки за испуг и поджопники. Через пару дней я один пришел на помойку в детсадовский двор. Там лежал мой медведь. Он был совсем худой. От него воняло рыбой. Внутри у него была взрывчатка. Я взял моего медведя. И зажмурился. Я правда ждал, что он сейчас грохнет и оторвет мне руки. Но он просто лежал и с него капало мутное. И я забрал медведя домой. Пусть его подделали американцы. Но он все равно хороший человек. Я высушил его на батарее в ванной. И медведь потом очень долго жил. А потом ушел. Я даже не знаю куда он делся. Родители точно не выбрасывали. Он просто покряхтел, почесался и ушел. У него одно ухо висело. И были желтые пятки. И заплатка на груди. Мы встретимся. Скоро. Через полчаса после остановки дыхания. На хорошевской помойке. Долгим и холодным днем. https://www.facebook.com/felix.maximov/posts/637368373016337?fref=nf
полная версия страницы